Декабристка, 95 - 22 февраля 2009 10:25

Он уехал вечером. Она уложила детей и расставила на столе фигурки, привезённые взамен тех, что готовы и сданы. Ещё пятьдесят человечков, шесть дней работы. Предстоит нарисовать пятьдесят крошечных лиц, сто ручек, сто ножек, нет времени думать о всяких глупостях и размазывать слёзы. Впрочем, размазывать их не обязательно, можно оставить и так. Тем более, что они вовсю уже льются и капают в коробку с красками.
Возможно, всё могло бы быть иначе. Если бы она была умнее. Наверняка можно было как-то по-другому себя вести и не доводить до того, до чего дошло. Теперь уже поздно, всё ушло безвозвратно, и ничего не вернуть. Впереди – эта крошечная квартирка в посёлке, работа, дети и… одиночество.
И так отчаянно захотелось всё вернуть, как будто это было возможно. Она не могла поверить, что всё закончилось вот так, что всё было зря – поцелуи, нежные ночи, ожидание детей. Такого не могло быть, если только где-то существует что-то, похожее на Бога…
…Ёлка, которую она на следующий день, тридцать первого, тащила домой, была какая-то на редкость колючая, пахла упоительно и остро. Ира доволокла её до дверей, перевела дух и, поднатужившись, втащила в дверь. Дети принялись скакать вокруг дерева, притащили коробку с игрушками…
В девять вечера они втроём сидели уже за столом. Малыши смеялись, уплетали вкусности, прыгали, скакали, потрошили подарки. Ира потягивала шампанское, играла с ними, в половину одиннадцатого уложила.
Собственно говоря, Новый Год кончился, и можно было ложиться спать. Она убралась, умылась и села на подоконник с шампанским и сигаретами. Слушать речь президента не хотелось. Какая, собственно, разница, что он скажет? Что всё будет хорошо, вот что. А больше ничего. Ира сильно сомневалась, что президент сумеет её убедить. В груди лежало что-то тяжёлое и, кажется, холодное, как булыжник. Тяжко лежало, превращалось потихоньку в слёзы. На улице гулял народ, слышался смех, петарды громыхали и расцвечивали небо разноцветными полосками. Ира всё-таки заплакала, прислонившись лбом к стеклу.
В дверь постучали. Она открыла и почему-то даже не сильно удивилась, увидев на пороге бывшего мужа. В душе что-то сжалось слегка, словно сильнее сжаться уже не могло, сил не хватало.
А потом они сидели на кухне, пили шампанское, он говорил, говорил. Говорил те слова, в которые ей отчаянно хотелось верить. И целовались они, и потом произошло то, чего так давно уже не было. Словно всё вернулось, всё было такое родное, нежное, знакомое.
Утром дети визжали от восторга, разбирая подарки от папы, не отходили от него ни на шаг. А Ира сидела на кухне, смотрела в окно. Вчера она простила его. Так и ответила на его вопрос, простит ли. Сказала «да». А сейчас вспоминала, сколько раз он это спрашивал, а она отвечала. Очень много…
Он подошёл, обнял её сзади, прижал к себе. Так тоже было много раз за пять лет. Она не обернулась.
- Уходи.
Она слышала, как муж прощается с детьми. Потом дверь за ним закрылась. А она отошла от окна, чтобы не видеть, как он садится в машину. На этот раз всё было кончено, и ей предстояло научиться с этим жить.
* * *
- …С возвращением, - сказал муж месяц спустя, улыбаясь, и поднял бокал. - Давай больше не будем делать таких глупостей, мы же можем жить нормально. Я буду очень стараться.
Она кивнула, улыбаясь. Кухня была такая знакомая, и стол, за которым они сидели, был таким знакомым. Её и детские вещи стояли ещё не разобранные.
…А ещё через месяц она сидела в районной травматологии, и травматолог осторожно осматривал синяки на её заплаканном опухшем лице.

• 
• 
•