МОБИЛЬНАЯ ВЕРСИЯ
Наверх
Виконт, 42 - 18 января 2007 00:31
Ночное.
По ночам, читая других и беспросветно сражаясь со ставшими от разнообразия чувств неповоротливыми словами и строчками, можно клясть неподъемное бремя, взваленное без спросу и позволения на не подлежащие таким мантиям плечи – бремя графомана, когда голова и грудь рвутся изнутри под напором того, что сказать хочется, сказать надо, непременно надо – проартикулировать, нацарапать, бросить в равнодушную к этим потугам и заполненную полудремой комнату, целый узкий мир – бедный Страшила, огородное пугало ты, и век твой – сидя на колу лишенного таланта вопить на обнаглевших ворон, толстых, жирных, измазанных чернилами и гелем ворон…
По ночам, в неверности окружающего и зыбкости окружаемого, в пустоте собственного мира, где отточенные аргументы и яркие образы, случайно выхваченные без системы и смысла, вроде обрывка синей ленты или стеклянного шарика, разбиваются об отсутствие, о вязкое марево возможного, но несовершенного, с особенной щемящей болью несовершенного – теперь уже никогда, - они разбиваются на мириады тонких алмазных игл, опадающих невидимым кометным дождем – и алыми пунктирами очерчен их путь – по рукам, по глазам, по сердцу, по цветам и чувствам, словам и губам – о, быстро проходящее удовольствие: хоть так, но вроде бы жил, думал, сказал…
По ночам, когда самоирония и четкое знание: невозможно, устав полосовать острой бритвой по едва шевелящейся массе реального, отправляются в угол вместе с одежной – спать, набираться сил – поднимает голову калечный урод, и, мыча что-то невразумительное себе под нос, прыгает, скачет по лунной дорожке, неумело пытаясь жонглировать звездами – чтобы с обиженным недоумением посмотреть на новый обрубок – пальца, руки, головы – упавший от страстного, язвительно-томного и до смерти живого касания – луны, звезд, воздуха, теней, а затем снова начать этот нелепый танец мраморного куска под неподвижным резцом, пока не расточатся – в пыль, в мел, в искрящийся звездный порошок, исчезающий в темноте бесконечности от броска могучей щедрой руки – лети! я не живодер, чтобы давать тебе жизни…
И оборотень со стеклянными глазами и царским венцом под подушкой, возлежащий на всемирном троне покоя, с некоторой натугой сведет каменные веки на мгновение и отпустит их на волю: новое представление. Allez!
По ночам…
По ночам, читая других и беспросветно сражаясь со ставшими от разнообразия чувств неповоротливыми словами и строчками, можно клясть неподъемное бремя, взваленное без спросу и позволения на не подлежащие таким мантиям плечи – бремя графомана, когда голова и грудь рвутся изнутри под напором того, что сказать хочется, сказать надо, непременно надо – проартикулировать, нацарапать, бросить в равнодушную к этим потугам и заполненную полудремой комнату, целый узкий мир – бедный Страшила, огородное пугало ты, и век твой – сидя на колу лишенного таланта вопить на обнаглевших ворон, толстых, жирных, измазанных чернилами и гелем ворон…
По ночам, в неверности окружающего и зыбкости окружаемого, в пустоте собственного мира, где отточенные аргументы и яркие образы, случайно выхваченные без системы и смысла, вроде обрывка синей ленты или стеклянного шарика, разбиваются об отсутствие, о вязкое марево возможного, но несовершенного, с особенной щемящей болью несовершенного – теперь уже никогда, - они разбиваются на мириады тонких алмазных игл, опадающих невидимым кометным дождем – и алыми пунктирами очерчен их путь – по рукам, по глазам, по сердцу, по цветам и чувствам, словам и губам – о, быстро проходящее удовольствие: хоть так, но вроде бы жил, думал, сказал…
По ночам, когда самоирония и четкое знание: невозможно, устав полосовать острой бритвой по едва шевелящейся массе реального, отправляются в угол вместе с одежной – спать, набираться сил – поднимает голову калечный урод, и, мыча что-то невразумительное себе под нос, прыгает, скачет по лунной дорожке, неумело пытаясь жонглировать звездами – чтобы с обиженным недоумением посмотреть на новый обрубок – пальца, руки, головы – упавший от страстного, язвительно-томного и до смерти живого касания – луны, звезд, воздуха, теней, а затем снова начать этот нелепый танец мраморного куска под неподвижным резцом, пока не расточатся – в пыль, в мел, в искрящийся звездный порошок, исчезающий в темноте бесконечности от броска могучей щедрой руки – лети! я не живодер, чтобы давать тебе жизни…
И оборотень со стеклянными глазами и царским венцом под подушкой, возлежащий на всемирном троне покоя, с некоторой натугой сведет каменные веки на мгновение и отпустит их на волю: новое представление. Allez!
По ночам…
Добавить комментарий
Комментарии: 0
