КРАСИМИР, 63 - 28 декабря 2008 08:38

*** Можно прийти на Московский вокзал...
Анна Беляева
* * *

Можно прийти на Московский вокзал в субботу,
Отыскать путь, с которого поезд уходит в Адлер,
Не торопясь, подойти к головному вагону...
Брось, всем же давно известно, что там проводник – ангел.
Ангел как ангел: ему не идет форма.
И вообще, с крыльями не очень удобно работать в поезде.
Думается, наняли его просто для проформы:
Не так уж он и неотразим, если говорить по совести.
Ну, ты же знаешь, их сейчас развелось великое множество:
Куда ни плюнь, непременно попадешь в ангела.
Но этот все-таки какое-то редкое убожество:
Тощий, глаза испуганные и все время что-то твердит про Врубеля.
Конечно, зарабатывают они неплохо и даже очень:
Все-таки, что ни говори, а экзотика.
Упыри сидят по донорским пунктам, демоны обесточены,
А эти ничего, неплохо справляются, вроде как.
А с этим один знакомый недавно спорил:
Об устройстве мироздания, о райской неге ли...
Тот смотрел на него так, как будто несчастный с рассудком в ссоре,
Потом вздохнул, покивал головой и достал Гегеля.

*** Знаешь, мой, а мы сыскали толку...
Анна Беляева
* * *

Знаешь, мой, а мы сыскали толку
В этом расколовшемся аду.
Знаю – было муторно и долго,
Но теперь пора начистоту.
Идол, идеал, инореальность,
Выпьем за последний смертный бой,
Дерганая рыжая банальность –
Мой Христос, торгующий собой.
Выкини кольцо. Не надо смуты.
Ал рубин. Еще алее – снег.
Счет идет на длинные минуты,
Мы с тобой – последний человек.
Прет вперед эпоха Водолея,
Понимаешь, это – наше все.
Ал рубин. Но этот край алее.
Рыжий! Почему нам не везет?
Век мой – зверь мой. Серыми лесами
Все уходит прочь. Не стоит выть.
Роботы с усталыми глазами
Остаются это время длить.
Четвертуют, если доберутся.
Вечный неизменный контрудар.
Монотонно головами бьются
Боги об асфальт. Аривуар.

После смерти только абстракция...
Анна Беляева
После смерти только абстракция.
Киноварь остужает мозг.
Бесконечно дурная акция
Осень: пасмурно и артроз.

Снова ангелы смотрят к северу,
Взгляд суров и не слишком свеж.
До чего ж Вы, милорд, рассеянны,
Не сентябрь - а щель промеж.

Не сентябрь - сплошная патока,
И несвежий прокисший дым.
Обсуждать расставание надо как,
Или просто поверить им -

Тем, что крылья кладут зигзагами
В виде буквы икс к потолку,
И печально возводят радугу,
Обращая глаза акул.

Фотограф
Анна Беляева
Снег, метель, стадион, этот путает, падает, тает.
Здесь наверно, уже никогда ничего никому
Не окажется нужным. А ласковый свет нагнетает
Как умелый фотограф, рабочую нужную тьму.
Щели тряпкой заткнем. Одеялом завесим проемы
Передвинем рубильник. Проверим на крепость раствор
Темноты, постепенно назад отдающей объемы
И вещей, и того, кто стоит здесь, как будто бы вор.
Он и вор, он и лекарь, он просто печальный старатель
Из кювет добывающий времени слабенький след.
О себе он сказал бы, что он – заурядный мечтатель,
Продающий в прекрасное было прекрасный билет.
Здесь и пахнет не так, как бы пахло в какой-нибудь прочей
Мастерской, где паяют, ваяют, рисуют и пьют.
Здесь такой ароматный, такой постоянно рабочий
Лепрозорий готовых на все помертвелых минут.
Он достанет бумагу из пачки согласно заказу,
Переложит под рамку, откроет неоновый свет
И тогда начинается, правда немного не сразу,
Полумертвое слабое время, которого нет.
Стрекоза под стеклом, инкрустация, листик в стакане –
Отпечаток кричит о прошедшем и вот ерунда –
Это время уже никогда шевелиться не станет,
Но теперь ты его называешь почти навсегда.
Ты когда-то не знал, как с таким с ним с живым обходиться.
Что там было? Подруга, собака, земельный надел?
Да и мало ли что может в общем-то поместиться
Там, где ты отчего-то чего-то опять не успел.
Там, где ты не заметил, что время не ходит шагами,
Там, где просто подумал и плюнул – потом догоню,
Там, где встал, где забыл, не сумел развязаться с кругами,
Где смотрел в потрясающий зад уходящему дню.
Время быстрыми лапками бегает где-то в астрале.
Мы сидели, потом говорили, мы выпили чай.
И нельзя ведь сказать – мы тогда совершенно не знали
Что скончается что-то за чаем вот так невзначай.
Мы считали – прекрасная память опять оправдает.
Механизм нам известен и нас не боится оно
Поразительный мозг фотопленку послушно мотает
Открывая в тогда золотое простое окно.
Это в общем-то просто: нет сил, не случилось, уходим,
Передумал, испуг, изумленье, смятенье, затвор,
Темнота, тишина, ничего, но затвор переводим
И потом появляется ясный знакомый узор.
В темноте застывают на что-то похожие лица,
И из теплого мрака почти задушевных бесед
В красноватых оттенках конечно, должно проявиться
Откровенье, которого, впрочем, наверное, нет.
Снег, метель, стадион, оживай, трепещи, фотоснимок.
Мне хотелось бы плакать, но, видно, придется молчать
И стоять в темноте, как какой-то чужой и ранимый,
И уж если совсем повезет – отпечатки сличать.

Снег
Анна Беляева
Ты чувствуешь это.
Последний, холодный и белый
Лежит под твоими ногами, не чувствуя ног.
Ты чувствуешь это.
Твое беспощадное тело
Какой-то чужой поволок.
Последний, холодный и белый
В кровящей кровати заката
Исчезнет, и ты благодарно вздохнешь.
Из желтого этого ада
Ты скоро уйдешь.
Посмотришь и скажешь:
Зачем этот город мне нужен
Ходить на футбол, иногда уезжать на юга,
Беспомощно спать
И под ласковой плесенью стужи
Лелеять снега.
Снега - негодяев, бесстыжие, словно лохмотья,
Прикрывшие, видимо, вечную здесь наготу.
Ты смотришь вперед, на свои золотые угодья
И видишь картину, но кажется, все же не ту.
Ты видишь, как тает, опять оголяя скелеты
Твой белый, несмелый, и ты не жалеешь о нем.
А думаешь: скоро придет долгожданное лето,
Тебя обжигая своим несерьезным огнем.
Веселое лето, как будто с красивой картинки:
Таращишься в небо, купаешься, пьешь молоко,
В трюмо под угрозой коллапса пихаешь ботинки,
И все так приятно, а главное - все так легко.
Но что-то случится, и вот непрерывностью линий
Дорожной разметки и взглядом внимательных глаз
Напомнят тебе, как тебя непосредственно клинит,
Когда ты встречаешь какой-нибудь белый окрас.
За льготной картиной усталых зеленых растений
Понятный, приятный, отличный, привычный, простой,
Как ласковый список нелегких твоих невезений,
Немного смущенный своей золотой красотой
Он скажет тебе, что среди простодушных животных,
Обманутых мелом пустыни холодной его,
Ты сможешь увидеть таких же, как ты, беззаботных
Купившихся вновь на простое его колдовство.
Он скажет: он саваном лежет на мраморный город.
Он скажет: он все возвратит, что когда-то забрал.
Он скажет: он съест тебя, просто проникнув за ворот,
Нарушив слоистый поток человечьих забрал.
И ты ведь не скажешь, что мол ничего не ответил,
И даже не будет о том, что мерзавец и лгун,
А скажешь: я просто давно не встречаю трагедий.
Внутри я холодный, но что-то еще берегу.

Наверно...
Анна Беляева
Наверно, что-то все-таки случилось.
К земле холодной руку приложи
И расскажи, какие знаешь силы,
Безвредные для крохотной души.
И расскажи, сбиваясь на нелепость,
Какой гипертонией был объят,
Как обветшала вверенная крепость
За время, непохожее на яд.
Ты говори, я слушать буду долго,
Про вен тромбофлебическую медь,
Про что-то голубое от уколов,
Которое не может не болеть.
Про самое родное и немое,
Которое дороже всех светил,
Теперь, когда на все - дадут покоя,
Теперь, когда на все хватает сил.
О нем, таком больном и интересном,
О тягостности чувственных причин,
О том, как аденома неуместна,
О том, как гайморит неизлечим
Теперь давай - уныло и умильно
О нем, благословенном, говори,
Им говори, им двигайся бессильно,
Им на меня, хорошую, смотри.
О нем - прости, прощай, в утиль, в уценку,
Недвижный, слабый, жеваный, любой,
Ты говори бесцельно полноценным
Для речи приспособленным собой.
Собою, очень меченым и битым,
Которому не страшно не молчать,
Привыкшему смешно и деловито
В больное лихорадочно стучать...
И в госпиталь - ступай, вперед устами,
Ступай, там на тебя не донесут,
Почистят кровь, умыться принесут,
И, может, скажут, что такое с нами.

Попробуй мне хоть что-то объяснить...
Анна Беляева
Попробуй мне хоть что-то объяснить.
Ты объяснять воспитан и обучен.
Ты знаешь, как получше сохранить
Моей души таинственные кучи,
Моей души прекрасные сады,
Моих мытарств небесные чертоги
Пусть сторожат, приятны и горды
Твои давно недреманные боги,
Пусть ставят соломонову печать
На все не очень вежливые просьбы
Как можно эффективнее молчать
И создавать уверенность в вопросе
Который можно долго задавать
И двигать, точно стол или кровать

Мы посидим. На кухне керосин,
И сладко пахнет мертвая котлета.
Когда мы станем кушать иваси,
Я снова расскажу тебе про это:
Оно во мне орудует давно.
Живет подобно мирным тараканам,
Свой ненаглядный пестуя минор
В широтах мирового океана.
Пока ты так приятельски сидишь,
Придумай мне чего-нибудь поплоше:
Ведь если ты за мной недоглядишь,
Я расскажу тебе о нехорошем:
Скорей пустую банку унеси,
Не то оно пролезет в иваси.

Ты можешь сколько хочешь говорить,
Я буду слушать так или иначе.
Но только твой любимый алгоритм
Уже, наверно, ничего не значит.
Бессовестные формулы табу
Конечно, чем-то схожи с откровеньем.
Но на твоем несумеречном лбу
Вмещается лишь знак долготерпенья:
Почти красивый музыкальный знак,
Смущенно закрывающий ошибки,
Дающий знать, что что-нибудь не так
По ласковой медлительной улыбке.
Оно прошло. Ты больше не герой.
Поговори о чем-нибудь со мной.

Ну вот. Теперь позволено мычать
Анна Беляева
Ну вот. Теперь позволено мычать.
Нам парадокс, как негатив, обычен.
Расслабиться и вдруг начать молчать.
Решить, что ты теперь эпизодичен.
Распотрошить на белые слова,
Похожие на нерв и аскариду
Все то, чем так гордилась голова
И никогда не упускать из виду
Теперь уже совсем чужую речь.
Пусть ползают - ты посиди, послушай.
Они тебя попробуют увлечь,
Растаскивая преданную душу
По мириадам дохлых парадигм.
Поди, найди хоть что-нибудь для виду,
И трепыхайся так, и разбуди
На них свою священную обиду.
Они тебя, конечно, обойдут,
Наговорят чего-нибудь дурного,
Все вытряхнут и сообщат, что тут
Все бесполезно и ничто не ново,
Что ты - престранный полуфабрикат,
Принадлежащий к пакостной погоде,
И уж, конечно, ты не виноват
В таком несоответствии природе,
Которая бессильна все равно.
Но ты ее, пожалуй, одолеешь,
Позапихав унылое оно
Конкретно в то, о чем не пожалеешь.
И выучив, что речи - не ответ,
Внезапно вдруг почувствуешь усталость.
И если хочешь, я скажу, что нет,
Конечно нет, ни слова не осталось.