Декабристка, 95 - 20 декабря 2008 19:29

Поэтому как только мне ответили-таки, я в лоб спрашиваю:
- Ваш такой-то номер? – К стенке, думаю, вас сейчас прижму. Не отвертитесь.
А мне то ли мальчик, то ли девочка отвечает. Лениво так, знаете, даже с зевотой.
- Наш, говорит. Как же не наш, он и на карточках оплаты у нас прописан, чтоб сразу клиенты наши дорогие знали, у кого помощи попросить в случае чего.
- Как же? - говорю, - Когда я этот номер купила по-честному, за кровные свои рубли.
- Это, - говорят, – проблемы не наши, мы такой мелочью не занимаемся. Карточек, говорит, выпущено всего что-то вроде как миллион или около того. Вы подождите, они кончатся года через два, да и будете жить спокойно и радоваться. Нам-то номер этот давно не нужен, вот только карточек навыпускали, самим обидно.
- Что ж это, - говорю. – Как же мне два года ещё терпеть? А кроме того, меня же совесть мучает. Мне люди звонят, как господу Богу, можно сказать, надеются. А мне и сказать нечего.
- Это, - говорит, – ваши личные сложности. Вот, - говорит. – Мне тут подсказывают, что, оказывается, карточек на днях ещё миллион начали печатать с вашим телефоном. Нам денег, - говорит, - на дизайнера жалко, чтобы номер на них поменять. У нас дела есть поважнее.
И трубку повесил. Послал то есть меня.
Сижу думаю, что делать. А телефон звонит без остановки. Нет, думаю, так дело не пойдёт. Надо выше идти, к самому что ни на есть начальствующему элементу. Звоню снова в этот Телеком, будь он неладен.
- Соедините, - говорю, - мадам, меня с вашим директором, а то я за себя не отвечаю.
Ну, соединила, правда, безо всяких разговоров. Демократию демонстрируют, сволочи. Мол, нашему директору и самая мелкая сошка может позвонить, и ничего, не откажет, как отец родной с ней, сошкой, поговорит.
Ну, директор, правда, ничего. Выслушал меня от начала до конца. Вежливый. А потом, вежливо опять-таки, мне и говорит.
- А идите вы на фиг.
И трубку повесил.
Дальше сижу. Думаю. А звонки идут. Видать, сломалось что-то в этом самом Телекоме, остался народец без всемирной сети. И расстраивается, конечно, по этому поводу. И ко мне за помощью обращается, потому что больше некуда, раз на карточке мой телефон написан. Семизначный.
Несколько раз я ещё в Телеком звонила. Просила номер мой с карточек убрать. Но так и не убрали. "Выкусите, - говорят, - что напечатано, то напечатано, никакой возможности из продажи изъять нету". Где покупала, там и вовсе разговаривать не хотят. И оператор, собака, не реагирует. Зато узнала я, как этого телекомовского директора зовут. Писунов его фамилия, Анатолий Валерьяныч.
Вижу, никак мне с ними не справиться, даже от обиды чуть не выкинула эту самую симку к чёртовой бабушке. А потом думаю – нет, так дело не пойдёт. Всё ж таки хоть моральное удовлетворение получу. И стала получать.
К примеру, звонит мне страждущий, помощи просит.
- Не могу, - говорю, - вам помочь никак. Весь наш Телеком в дугу пьяный валяется, отмечаем день взятия бастилии.
- Как так? – кричит. – Как ваша фамилия, я жаловаться буду!
- Писунов я, - говорю. – Анатолий Валерьяныч, сторож местный, один только на ногах и стою с горем пополам.
А то так вот можно. Звонят, спрашивают, когда Интернет будет. А я им так с ленцой:
- А не будет, - говорю. - Кончился. Ваша, - говорю, - фамилия, как на грех, напомнила нашему директору девичью фамилию его тёщи, так он вас отключил, чтобы душу себе не бередить.
Так у меня фантазия, надо сказать, развиваться стала от всего этого. Столько ответов напридумывала, хоть записывай. И начальником кладбища представлялась, спрашивала, из какого склепа беспокоят, где со связью неполадки. И советовала свет во всём доме отключить, чтоб Интернет заработал. Получаю, в общем, моральное удовлетворение.
Устаю иногда. Выкинуть, думаю, симку эту к чёртовой бабушке. Так номера жалко. Семизначный всё-таки.

• 
• 
•