ТоварищСухов, 62 - 21 июня 2011 07:10

[SIZE=-1][FONT=Courier][COLOR=blue] Забытый [/COLOR]
[SIZE=-1][FONT=Courier]
Он просыпается каждое утро привычным образом: от пинка в плечо или в бок, иногда – от пинка по лицу. Он встает, шатаясь, и молча перебирается подальше от места, где раздают пинки – метров на десять, и снова ложится на землю у стены, подкладывая под голову внутренний изгиб локтя, и засыпает, подогнув колени. На нем немыслимо потертый с двумя огромными дырами свитер неопределенного бурого цвета, некое подобие брюк и – единственный ботинок, о котором лучше умолчать. Многочисленные синяки, царапины, кровоподтеки по всему бледному c синеватыми прожилками лицу. Борода густая и желтая, слежавшаяся, слипшаяся, с сильной проседью. Отталкивающий запах. Синие, синие глаза, без старческой желтизны и мути.
Я впервые увидел его ранним утром, когда он молча перебирался с места, где раздают пинки, на метров десять подальше и, шатаясь, улегся. Удивили не прицельные пинки по лицу высокого мужчины в сером халате, сопровождаемые отборным матом, а спокойствие и молчание старика. В тот же день, возвращаясь, увидел его сидящим на бордюре у тротуара и протянул купюру. Он взял, посмотрел и молча кивнул. Я остановился.
- Здравствуйте, деда. Вас почему пинают?
- А это Сережка, сука. – И рассказывает, что это жилец с первого этажа, под окном которого старик устраивает ночлежку, и который каждое утро пинками и бранью гонит старика от окна.
- А почему бы вам не перебраться на другое место?
- Я тут жил раньше, на втором этаже, над Сережей, жил вместе с женой.
- И что?
- Что, что? Померла она 8 лет назад, а дочь продала квартиру.
- А почему вы лежите именно здесь, под его окном?
- А так теплее.
Старик вяло машет рукой и ворочается на месте. Обращаю внимание на его вытянутую левую ногу, без ботинка, обмотанную грязным тряпьем. Узнаю фамилию старика – Владимир Егорков.
- Так, что же, значит, живете на улице, деда?
- Живу, сынок, живу.
- А что же дочь? Почему с ней не живете?
- А что дочь? Живет со своим пьяницей… на мою пенсию.
Далее узнаю, что дочь после смерти престарелой матери продает квартиру, покупает новую и переоформляет квартиру на свое имя. Отца на порог не пускает, иногда забирает пенсию.
- Что ж поделать, – шамкает Владимир Егорков.
- Так ведь, холодно на улице, дед, – продолжаю, ежась и выдыхая изо рта пар.
- Тогда ночую в прихожей у одноклассницы.
- У одноклассницы? – недоуменно спрашиваю старика, глядя на слипшиеся грязные космы волос и бороды с сильной проседью.
- Да, у одноклассницы Галки, сплю на лестничной площадке, слава богу, – живет на четвертом, последнем этаже. Только надо утром пораньше встать, а то запинают детки ее и внуки. У нее внуки – ууууу! Гонят.
- А что с ногой? – спрашиваю, глядя на обмотанную грязным тряпьем левую ногу.
- Палец, сынок, палец. Отрезал.
- Зачем? – я даже отшатнулся.
- Отморозил – отвечает. И рассказывает. Отморозил более месяца назад из-за украденного ночью ботинка: может, дети в шутку унесли, может, по нужде унес такой же бедолага. Егорков пешком, ковыляя, добирается до больницы на другом конце города, где, по его мнению, работает племянник давнего приятеля. В автобус не пробраться. Такси не останавливается: слишком грязен и подозрителен с виду. Впрочем, на такси и денег нет. Врач, осмотрев палец, говорит, что мертвая ткань разрастается, требуется немедленная ампутация, иначе предстоит гангрена и ампутация всей ступни. Требуется n-ная сумма на операцию и койку. Старик предлагает все, что имеет – свою будущую пенсию, которая составляет седьмую часть указанной суммы. Врач вежливо отказывается. Тогда Егорков отправляется к однокласснице и запирается у нее в ванной под предлогом, что желает умыться, берет незаметно стащенный с кухни нож и, крича и рыча, отрезает себе большой палец левой ноги, почерневший и безжизненный. Далее заливает отрезанное место марганцовым раствором.
- Покажу, покажу сейчас, – говорит, закатывает брючину и разматывает тряпье с ноги. Едва уговорил его прекратить. От размотанной тряпки понесло ужасной вонью.
- Каждую ночь молюсь, чтобы утром не встать, – заключает Егорков.
- А кем вы работали, дед? – спрашиваю.
- Военным летчиком. 22 года жил в Термезе, летал на мигушках, полтора года воевал в Афгане, вот ногу прострелило, и плечо задело.
- А что такое «мигушки», дед?
- Это самолеты Миг 21, 23, 27. Еще на сушке летал – на Су 24.
Далее узнаю, что в 1980 г., будучи лейтенантом, он участвовал в боях за Луркох в провинции Фарах, когда погиб знаменитый генерал-майор Хахалов. Получил медаль За Отвагу. В 1984 ему даже привелось жать руку М. Горбачеву на одном из его встреч с ветеранами в Москве.
- А что же вы не перебрались в Москву, с вашими заслугами перед Родиной, с вашим стажем военного летчика?
- Да кому я там нужен? Тогда Советы крепко стояли, кто мог подумать, что все развалится? И потом, куда уйдешь из родины детства?
Я видел его несколько раз позже, он сидел в своей неизменной позе – вытянув и положив левую ногу на бордюр, в зубах у него торчал бычок, должно быть, подобранный тут же неподалеку. Он молча сидел и смотрел в землю перед собой. Я не смел к нему подойти.

[COLOR=violet] ©©© А Истамов [/COLOR][/FONT]

• 
• 
•